Музей в годы ВОВ

Л.К. Маковская

АРТИЛЛЕРИЙСКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1941–1945 годов

Великая Отечественная война… Сколько бы ни минуло лет, сколько бы ни сменилось поколений, в памяти людей навсегда останутся те годы, полные героических и трагических событий.

О войне существует обширная литература, в том числе и документальная, в которой с обжигающей правдой рассказано о пережитом.

Сегодня, в преддверии 70-летия Великой Победы, хочется более пристально вглядеться в то военное лихолетье, возможно, более подробно поговорить о людях, героическим усилиям которых мы обязаны сохранением и приумножением наших коллекций.

Война прервала нормальную работу музея, свела на нет многие планы и задумки. АИМ (Артиллерийского исторического музея, ныне: Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи)  получил предписание эвакуироваться из Ленинграда.

Вся работа по подготовке к эвакуации: согласование плана эвакуации и нового пункта дислокации музея, обеспечение материалами для укупорки предметов и транспортом для перевозки и погрузки музейного имущества – осуществлялась под руководством начальника музея полковника Яна Фрицевича Куске. Я.Ф. Куске, грамотный боевой командир, до прихода в музей в 1935 г. окончил Артиллерийскую академию Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА) и являлся руководителем тактико-стрелкового цикла этой академии. Человек большого внутреннего достоинства, требовательный к себе и окружающим, он сразу же проникся интересами музея и на протяжении двенадцати лет неизменно защищал их, проявляя твердость и принципиальность, даже в тех случаях, когда это лично ему грозило большими неприятностями.

Эвакуация предполагалась в три этапа. 6 и 16 июля[i]1941 г. два эшелона в составе 37 и 48 вагонов и платформ с имуществом музея были отправлены в глубокий тыл и через две недели прибыли в район Новосибирска. Вместе с музейными предметами в первом эшелоне находилось 34 ящика с рукописями-автографами А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Л.Н. Толстого и других великих русских писателей, принадлежащими Институту русской литературы (Пушкинский дом). Третий эшелон, уже полностью подготовленный, не успел отправиться – противник перерезал последнюю железнодорожную линию, связывающую Ленинград с Большой землей.

Основная часть коллекций и весь начальствующий состав были в Новосибирске, 21 человек и почти треть фондов остались в блокадном Ленинграде[ii].

Если кратко охарактеризовать деятельность АИМ в годы войны, то она сводилась к следующему: спасение бесценных коллекций, собирание памятников войны (реликвий и трофеев), всесторонняя помощь фронту.

И в Новосибирске, и в Ленинграде прилагали все усилия для создания более или менее благоприятных условий хранения музейных предметов, налаживали связи с фронтами по сбору трофеев и реликвий, передавали вооружение в действующую армию, обучали владению оружием бойцов, отправляющихся на фронт, устраивали выставки, демонстрирующие героическое прошлое России. Сухой пересказ фактов… А сколько стоит за ним драматических, а порой и трагических событий, которые пришлось пережить сотрудникам Артиллерийского исторического музея.

Начнем с того, что прибывшие в Новосибирск два эшелона, как выяснилось, выгружать было некуда. Ранее предназначенное помещение было переориентировано на военные нужды, а о другом просто не побеспокоились.

Архив, библиотеку, гравюры, рисунки, военный костюм и знамена, чтобы не оставлять их на открытом воздухе, разместили в сараях военного склада 727, явно не подходивших для хранения столь уязвимых материалов, – деревянных тонкостенных бараках со щелями в стенах, без потолочных перекрытий, с глинобитными полами. Кроме того, они не имели отопительной системы и даже не были утеплены. Стояли бараки в открытом поле и поэтому подвергались влиянию всех атмосферных явлений.

Буквально с первых же дней после размещения музейного имущества в этих бараках началась борьба за "выживание" уникальных памятников и архивных материалов. Уже 14 августа 1941 г. стараниями военинженера 1-го ранга Н.Т. Сорокина была создана комплексная комиссия в составе старшего научного сотрудника – ученого хранителя архива Института литературы АН СССР Л.М. Добровольского, директора Пушкинского государственного заповедника М.З. Закгейма и самого Н.Т. Сорокина, представляющего музей. Комиссия, обследовав помещения склада 727, пришла к категорическому выводу об их непригодности. Материалы, имеющие большое культурное и историческое значение, необходимо было срочно переместить в новое, удовлетворяющее условиям хранения место, иначе они обречены были на гибель[iii].

21 августа полковник Куске обратился с просьбой к начальнику строительства Новосибирского оперного театра о предоставлении музею площади в 220–250 квадратных метров для хранения музейных памятников. Просьба была удовлетворена, и 25 августа исполком Новосибирского областного Совета принял решение о размещении имущества АИМ в здании оперного театра. А дальше началось нечто странное… Решение исполкома было отменено обкомом КПСС по просьбе командующего Сибирским военным округом (СибВО) генерал-лейтенанта Медведева, который и не скрывал своего резко отрицательного отношения к музею. Он открыто заявлял, что: "…не только не будет помогать в чем-либо, а примет все меры противодействия размещению музея и его сотрудников…" При этом генерал-лейтенант Медведев утверждал: "…в настоящее время музей не имеет никакой ценности, для его охраны достаточно назначить одного старика, а остальных сотрудников разогнать по воинским частям"[iv]. На наш взгляд, никакие "высшие военные соображения" командующего тыловым военным округом не могут оправдать преступное пренебрежение большого военачальника к национальному достоянию страны.

А последствия такого отношения были самые печальные. Не говоря уже о напрасно растраченных жизненных силах сотрудников музея в противоборстве с генерал-лейтенантом Медведевым, которые могли быть направлены на более важные дела, государству в лице Главного артиллерийского управления (ГАУ) пришлось выделить немалые средства для реставрации картин уже в 1944 г., иначе полотна известных художников-баталистов просто бы пропали. А сколько погибло ценнейших памятников, не поддающихся восстановлению, из-за плохих условий хранения! Очень хотелось бы, чтобы начальники всех рангов помнили: потомки судят о них не по высоким постам, которые они занимали, а по их делам…

Противостоять генерал-лейтенанту Медведеву было нелегко, тем более что офицеры музея, в том числе и его начальник, были гораздо ниже по званию.

Была назначена новая комиссия по обследованию условий хранения имущества музея в бараках склада. В нее вошли, кроме всех членов первой комиссии, представитель Архивного отдела Управления НКВД и военный прокурор округа. Представители округа вынуждены были присоединиться к выводу первой комиссии: если не принять срочные меры по перемещению музейных предметов в каменное отапливаемое помещение, оборудованное электропроводкой для искусственной просушки, памятники "неизбежно и быстро будут разрушаться". Но для окончательного положительного решения о переезде музейного имущества в оперный театр потребовалось телеграфное распоряжение заместителя начальника генерального штаба Медведеву[v].

Однако командующий СибВО вовсе не желал смириться с самостоятельными действиями начальника музея и подал на него жалобу. Я.Ф. Куске был вызван в ГАУ "для получения нового назначения". 28 сентября он сдал музей полковнику Мунгалову и отбыл в Москву. В Москве быстро разобрались в чем дело, и уже 14 октября полковник Куске получил предписание вновь вернуться к исполнению обязанности начальника АИМ[vi].

Отрицательное отношение к музею со стороны командующего сказывалось и на отношении к нему остальных ответственных работников СибВО.

20 октября 1941 г. музейщики получили распоряжение срочно освободить территорию 727‑го склада. На его месте начиналось строительство оборонного завода. Нужно было немедленно вывезти около 60 вагонов с артиллерийским и стрелковым вооружением, боеприпасами и другим имуществом. А девать их было некуда. Памятники музея оказались в опасности, так как начали поступать строительные материалы и оборудование. Даже налаженное круглосуточное дежурство сотрудников музея не гарантировало их сохранность.

Полковник Куске решил обратиться с просьбой к члену Военного совета СибВО бригадному комиссару Кузьмину разместить хоть часть имущества в свободных помещениях окружного обозно-вещевого склада. Тем более таковые были. Но вместо помощи Ян Фрицевич получил довольно странный совет: "…выбрать где-либо у железной дороги в лесу полянку, выгрузить и разместить там имущество музея, для личного состава отрыть землянки, а над имуществом со временем построить навесы силами самих сотрудников"[vii]. Оставляю этот совет на совести бригадного комиссара без комментария.

К счастью, руководители обкома и облисполкома отнеслись к бедам музея иначе. С пониманием к нуждам АИМ подошло и правление Томской железной дороги. Для основной части музейного имущества помещения были найдены. Оставшаяся часть – крупные артиллерийские системы – силами Томской железной дороги была доставлена на станцию Инская в 40 километрах от Новосибирска.

Для перевозки музейных предметов в новое помещение начальник штаба СибВО выделил автотранспорт. Узнав об этом, генерал-лейтенант Медведев отменил распоряжение начальника штаба, и ни одна машина не вышла из автопарка. "Буквально выручили", как писал начальник музея в докладной записке, своими машинами горвоенкомат и начальник артиллерии СибВО генерал-майор Соловьев[viii].

Имущество АИМ оказалось расположенным в трех местах. Это очень осложнило положение сотрудников. Надо было выделить хотя бы двух человек на каждый объект для круглосуточного дежурства. А дел накопилось много, пока шла борьба за размещение музейных памятников. Кроме того, военнослужащие АИМ были привлечены к работе в аппарате начальника артиллерии СибВО в качестве военпредов и инспекторов.

23 ноября 1941 г. музей получает приказание начальника артиллерии округа сдать "излишние" боевые винтовки, пистолеты ТТ и пулеметы отечественного образца для воинских частей, убывающих на фронт[ix]. Эта работа отняла много времени и сил. Надо было так отобрать оружие, чтобы не нанести непоправимый вред коллекции, ведь везли в эвакуацию самые ценные образцы.

Но одним из главных вопросов для музея, который требовал скорейшего разрешения, был сбор трофеев и реликвий в действующей армии.

20 декабря полковник Куске направляет служебную записку, адресованную начальнику и комиссару Главного артиллерийского управления, с просьбой организовать систематические командировки военнослужащих музея на фронт для сбора реликвий и трофеев. "Опыт показывает, что наиболее ценные для истории памятники удается выявить и собрать только непосредственно в действующей армии, так как после войны они, как правило, обезличиваются, теряют связь с конкретными событиями и людьми," – говорилось в документе[x].

В ожидании положительного решения Ян Фрицевич 3 февраля 1942 г. разрабатывает "Инструкцию по сбору реликвий и трофеев". 19 июня того же года музей подготовил обращение к командирам гвардейских частей и соединений. В нем, в частности, говорилось: "Артиллерийский исторический музей Красной Армии, ведущий свое начало с 1703 года, на протяжении многих веков бережно хранит в своих стенах памятники героических подвигов и военной доблести русского народа. Сегодня имеет задачу увековечить славный путь и героику наших гвардейских частей… Я и весь коллектив АИМ обращаемся к вам с горячей просьбой помочь выполнить эту почетную и ответственную задачу". Далее приводится перечень предметов, которые надлежит собирать, и указывается адрес музея в Новосибирске, куда следует направлять трофеи и реликвии[xi].

14 июля Куске обращается в ЦК ВКП(б) с тем же вопросом – о необходимости планомерного сбора трофеев и реликвий[xii].

Инициатива АИМ была поддержана, 23 марта 1943 г. был издан Приказ Народного комиссара обороны № 143. В приказе говорилось: "Артиллерийский исторический музей Красной Армии собирает памятники и реликвии Отечественной войны для увековечения славы победоносного оружия Красной Армии". Частям и соединениям приказывалось организовать сбор и учет наиболее ценных реликвий и памятников войны. Для сосредоточения памятников была отведена 45‑я Центральная военная база. В Москве находился постоянный представитель Артиллерийского музея. Не ограничиваясь центральным поступлением, сотрудники Новосибирской и Ленинградской части музея выезжали непосредственно на фронты: Ленинградский, Волховский, Брянский, Степной и другие. Сбор реликвий и трофеев продолжался непрерывно с 1943 г. до начала 1947‑го.

АИМ щедро делился обретенными памятниками с другими музеями. В числе них Центральный музей Вооруженных сил, Музей героической обороны Ленинграда, государственные и краеведческие музеи Латвии, Литвы и Эстонии, Сталинграда, Полтавы, Харькова, Львова, Барнаула и др. Сравнительно недавно музей передал образцы вооружения Центральному музею Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.

Но все это происходило много позже.

В июне 1942 г., еще до выхода приказа № 143, сотрудники Новосибирской части музея И.А. Глотов и В.М. Чернов выехали на Западный и Калининский фронты для сбора военных памятников. Отобранные ими реликвии и трофеи были направлены в Новосибирск[xiii]. Возвратившись из командировки, оба сразу же получили другое назначение. По распоряжению командования округа подполковники Глотов, Чернов и инженер подполковник Сорокин были назначены начальниками лагерных сборов на станцию Юрга, в города Красноярск и Барнаул для обучения стрельбе из трофейного оружия отбывающих на фронт солдат и младших офицеров. Всего в учебный процесс было вовлечено 2700 человек. Деятельность военнослужащих музея получила высокую оценку местного начальства[xiv].

В это же время в Новосибирске были организованы выставки, разные по названию, но лейтмотив у них был один – борьба русского народа с иноземными захватчиками.

5 ноября 1942 г. в торжественной обстановке открылась выставка "Трофеи Великой Отечественной войны" в Окружном доме Красной армии. Выставка имела успех, ее посетили представители обкома и горкома партии, областного и городского исполкомов, командования Сибирского военного округа[xv]. К 1943 г. открылись еще две выставки: в Доме науки и культуры – "Героическое прошлое русского народа" – и первая передвижная выставка в истории музея "Трофеи Великой Отечественной войны" в специальном вагоне. Несмотря на малую экспозиционную площадь, удачно подобранные и расположенные экспонаты ярко отражали подвиги Советской армии в войне, разгром немецко-фашистских войск под Москвой и Сталинградом. Выставка-вагон совершила три рейса по Томской железной дороге[xvi].

Все это происходило на фоне постоянной тревоги за сохранность музейных предметов.

Артиллерийские орудия находились на станции Инская на открытом воздухе. Добиться от округа военизированной охраны так и не удалось. Регулярные поездки сотрудников АИМ на станцию не могли обеспечить надлежащую сохранность ценнейших памятников, к тому же были очень утомительными и занимали много времени.

В октябре 1942 г. – новая неожиданность. Принято решение обкома ВКП(б) и облисполкома об использовании оперного театра по назначению. Артиллерийскому музею предложено было срочно освободить ранее занимаемое помещение на втором этаже и перенести все имущество на четвертый. Предоставленное помещение – 1000 квадратных метров – было совершенно не приспособлено для хранения музейных памятников. Оно требовало основательного ремонта, прежде всего осветительной и отопительной систем, устранения дефектов крыши, укрепления потолочных перекрытий и многого-многого другого. Частичный ремонт устранил главные недостатки, но в помещении из-за отсутствия вентиляции постоянно был высокий процент влажности – 70–73%. Это не могло не сказаться на физическом состоянии памятников. Кроме того от многочисленных перемещений пострадал укупорочный материал. В нем уже нельзя было хранить архивные документы, гравюры, рисунки, картины и знамена[xvii]. Недаром русская пословица гласит: "Два раза переехать – все равно, что один раз погореть". Чтобы сохранить памятники, нужно было, во что бы то ни стало достать новый укупорочный материал и тару. Это казалось совершенно невозможным. Единственное предприятие Новосибирска, которое изготавливало ящики и коробки, полностью отдавало свою продукцию заводу по производству боеприпасов. Но как это ни невероятно, музею удалось получить, правда, не в полном объеме, новый укупорочный материал и тару. Сделаны были даже несколько новых валов для картин.

Между тем вольнонаемные сотрудники музея, принятые уже в Новосибирске, обслуживали выставки, участвовали в сборе средств на строительство санитарного самолета и заняли первое место среди родственных учреждений, собирали книги для районов, разоренных войной, устраивали библиотеки в госпиталях, оказывали денежную помощь семьям фронтовиков за счет работы на выставках в выходные дни[xviii].

25 февраля 1943 г. Артиллерийский исторический музей выступил инициатором установления праздника Дня артиллерии. Правда, направляя свое предложение начальнику штаба артиллерии Красной армии, Я.Ф. Куске считал, что этот праздник совпадет с датой полного разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом, то есть 2 февраля[xix]. Правительство решило День артиллерии приурочить к началу Сталинградского наступления – 19 ноября.

В 1944 г. продолжался сбор реликвий и трофеев, в основном, в первом полугодии. За это время было собрано: артиллерийских систем – 83, стрелкового оружия – 213, знамен, формы одежды, личных вещей солдат и офицеров, отличившихся в боях, – 136; всего 432 предмета[xx].

Одновременно музей налаживает связь с художниками студии им. М.Б. Грекова – В.Н. Яковлевым, Ю.Н. Трузе, П.М. Шухминым, П.П. Соколовым-Скаля и В.Е. Памфиловым, чьи полотна сегодня демонстрируются в экспозиционных залах, посвященных Великой Отечественной войне[xxi].

Силами музея ведется большая работа по переизданию труда А.В. Висковатова "Историческое описание одежды и вооружения российских войск".

Но главная деятельность сотрудников была направлена на сохранение памятников, находившихся на четвертом этаже Оперного театра. Некоторые из них оказались в неудовлетворительном состоянии – сказалась высокая влажность. Ряд картин требовал срочной реставрации. Музей воспользовался присутствием реставраторов высокой квалификации из Государственной Третьяковской галереи, и полотна были спасены. Остальные музейные предметы, по возможности, просушивались и помещались в новую упаковку[xxii]. Музей готовился к возвращению в родной город.

Так работал и жил Артиллерийский исторический музей в далеком от фронта и относительно благополучном Новосибирске.

Деятельность Ленинградской части музея – это особая незабываемая страница в его истории.

Неслыханные жертвы, немыслимые испытания…

Ленинградская часть музея, или, как ее часто называют в документах, Ленинградская команда, начала самостоятельную жизнь с 16 июля 1941 г. Она состояла из 21 человека во главе с заместителем начальника музея военинженером 1‑го ранга П.Д. Львовским. Ее основной задачей было закончить упаковку оставшегося музейного имущества и отправить его в Новосибирск третьим эшелоном. Сотрудники в первые дни готовились к отъезду. Но очень скоро стало ясно, что третьего эшелона не будет, во всяком случае, в скором времени. Документов о первом месяце работы Ленинградской команды не сохранилось.

14 августа П.Д. Львовский направил свой первый доклад[1] председателю Артиллерийского комитета ГАУ и аналогичный – полковнику Куске, в котором изложил подробный план работы на ближайший период. Он коротко сводился к следующему: закончить упаковку музейного имущества, отобрать оружие для передачи Артиллерийскому управлению (АУ) Северного фронта и в то же время пополнить фонды музея за счет сбора трофеев, обеспечить сохранность музейных предметов, организовав круглосуточное дежурство пожарно-сторожевых постов, и, наконец, создать постоянную выставку трофеев в зале на первом этаже. К докладу была приложена тематическая структура предполагаемой выставки[xxiii].

Это была программа действия. Образованная пожарно-сторожевая служба круглосуточно охраняла здание Кронверка Петропавловской крепости, где с 1868 г. размещался музей,  и всю прилегающую территорию. Интенсивно заработал консультационный кабинет, где регулярно давались углубленные консультации по различным системам стрелкового оружия и проводились экспертизы на изобретения и рационализаторские предложения по оборонной технике. С 16 июля по 16 августа были даны 21 консультация и заключение на изобретения[xxiv]. Последнее, как правило, выполнялось начальником команды. Петр Дмитриевич Львовский – широко образованный высококвалифицированный инженер, интеллигентный человек, любящий музыку и литературу. До войны он возглавлял научно-исследовательский отдел музея. Львовский не только руководил работой отдела, но и сам увлеченно занимался изучением истории вооружения. В первом научном сборнике АИМ помещено четыре его статьи и три биографических очерка об известных ученых (Менделееве, Шарбонье и Шаллеа)[xxv]. После войны, уже будучи в отставке, Петр Дмитриевич не прерывал связи с музеем, занимался научными исследованиями, результаты которых опубликованы во втором и третьем сборниках АИМ.

Можно себе представить, как тяжело было такому человеку, скорее ученому, чем администратору, руководить коллективом в чрезвычайной обстановке. Но он делал что мог.

К середине августа была установлена связь с трофейным отделом АУ Северного фронта и 75‑й артиллерийской базой на предмет получения трофеев. Однако уже к концу августа обстановка изменилась. В донесении Львовского Артиллерийскому комитету от 28 августа прозвучали первые тревожные нотки: "изменившиеся обстоятельства" делают невозможным получение трофеев ни через АУ Северного фронта, ни самостоятельно – нет людей и транспорта[2]. Поэтому задуманная выставка трофеев не может быть создана[xxvi].

Те же "изменившиеся обстоятельства" предопределили и главное направление работы. Самым важным становится отбор любых видов вооружения, годного к обороне. На 26 августа АУ Северного фронта были переданы: 61 артиллерийская система, 76 винтовок и автоматов, 4720 боевых патронов различных систем, большое число артиллерийских и стрелковых приборов[xxvii]. Но этого оказалось недостаточно, отбор предметов вооружения интенсивно продолжался. В начале сентября Львовский сообщил в Артуправление, что выявлено 88 годных винтовок различных систем и 120 с просверленными стволами. В этом же документе он изложил разработанный им простой способ заделывания у стволов отверстий[xxviii]. Правда, предупредив, что отремонтированные винтовки должны подвергнуться серьезным испытаниям. Предложение было принято, и ученые хранители артиллерийского и стрелкового фондов А.С. Самряков и В.С. Комаров под руководством П.Д. Львовского принялись за приведение стволов в боевое состояние. С конца августа до 20 сентября АУ фронта вместе с принадлежностью – а это обоймы, прицелы, затворы, зенитные треноги и все наличие боевых, холостых и ракетных патронов – было передано 179 годных винтовок, автоматов, охотничьих ружей и 123 отремонтированные (ранее с рассверленными стволами) винтовки. Как писал в отчете Львовский, эта работа была "доведена до исчерпывающей все ресурсы музея степени"[xxix].

Бывшие музейные предметы, а теперь "воюющие памятники" поступили на вооружение Куйбышевской, Выборгской, Василеостровской и 12-й дивизий народного ополчения, 36-й запасной стрелковой бригады, 2-го зенитно-пулеметного полка ПВО, 56-й стрелковой дивизии, 59-го запасного зенитного полка и других воинских частей по распоряжению АУ фронта[xxx].

В ночь с 10 на 11 сентября на территории Кронверка разорвалась 5-пудовая бомба. Очень пострадало здание, были разрушены все коммуникации, повреждена крыша[xxxi]. Начальник Ленинградской команды, обеспокоенный тем, что оставшиеся музейные предметы окажутся в неотапливаемом помещении, приказал прочистить дымоходы и подготовиться к печному отоплению. Была даже сделана попытка заготовить дрова. Но это оказалось совершенно нереально в условиях осажденного города – 8 сентября замкнулось кольцо блокады Ленинграда. Бомбежки и обстрелы города участились. 8 октября на музей было сброшено 120 зажигательных бомб. С пожаром справились своими силами до приезда пожарной команды, правда, с помощью сотрудников склада ВВС[xxxii].

С 1 октября вновь начал функционировать консультационный кабинет. Но теперь он занимался вопросами военной подготовки по артиллерийскому и стрелковому вооружению[xxxiii].

С каждым днем все отчетливее ощущалась сжимающая сила блокады. Все труднее становилось переживать голод, холод, вражеские обстрелы – эти зловещие спутники осажденного Ленинграда.

В конце октября начальник Ленинградской команды попытался добиться для бойцов вооруженной пожарно-сторожевой службы продовольственных карточек первой категории, вместо иждивенческих, которые они получали[xxxiv]. Неизвестно, чем кончилась эта попытка, но положение сотрудников резко ухудшилось. Еще с 9 сентября 1941 г. ГАУ прекратило финансирование Ленинградской команды[xxxv]. Голодные, в замороженном помещении, подвергаясь бомбежкам и обстрелам, ленинградские "аимовцы" продолжали охранять музейные памятники, нести круглосуточное дежурство, консультировать отъезжающих на фронт бойцов. Однако в декабре положение стало катастрофическим. Петр Дмитриевич Львовский трижды – 4, 15 и 16 декабря – телеграфирует в Финансово-плановый отдел (ФПО) ГАУ о срочном переводе на текущий счет Ленинградской команды 18 000 руб. Но все телеграммы остались без ответа. Наконец 17 декабря Львовский посылает телеграмму-молнию следующего содержания: из-за отсутствия на текущем счете музея денег "имею возможность выдать зарплату за декабрь только в размере 10% месячного оклада. Учитывая и без того тяжелое материальное и физическое состояние служащих вольнонаемного состава команды музея, работающих в Ленинграде, прошу Вашего распоряжения о переводе на текущий счет музея хотя бы 18 000 руб. из всей суммы, намеченной планом на IV квартал"[xxxvi]. И снова – молчание. Тогда Петр Дмитриевич решил обратиться в ФПО Ленфронта об отпуске заимообразно "минимально необходимой суммы" – 6700 руб., но получил отказ[xxxvii].

И в Новосибирск пошли краткие, и сегодня леденящие душу, донесения. "Начальнику музея. Сообщаю о смерти моего ребенка Нины, умершей 26 ноября в Ленинграде, и прошу Вашего распоряжения о внесении соответствующего изменения в мой послужной список. 12 декабря умер рабочий музея Иванов Е.Я., несколькими днями раньше умер б.[ывший] хранитель фондов отдела стр.[елкового] вооружения Васильев Н.А., тяжело болен уч[еный] хранитель Самряков А.С. 15.12.1941"[xxxviii]. 20 декабря умер рядовой Пожарно-сторожевой службы И.А. Демин. В январе 1942 г. на посту во время дежурства умер хранитель фондов стрелкового оружия В.С. Комаров, проработавший в музее около двадцати лет. В том же январе ушел из жизни старейший сотрудник – ученый хранитель А.С. Самряков. Он начал свою службу еще в дореволюционном музее, восстанавливал АИМ в 1920-е гг. и в течение тридцати лет был беззаветно предан своему делу.

В феврале 1942 г. умерли от голода столяр П.П. Петров, рядовые пожарно-сторожевой охраны Д.М. Тихомиров, И.К. Орлов, В.М. Курбатов и ученый хранитель исторического отдела И.А. Соколов, который ежедневно, пока были силы, невзирая на лютый мороз, проделывал нелегкий путь от Сенной площади до Петроградской стороны. Он приходил в музей не только для того, чтобы убедиться в целостности "своих" музейных предметов и выполнить необходимую работу. Иван Алексеевич приносил с собой фотоаппарат, чтобы зафиксировать все, что делается вокруг. Он понимал, что после войны людям понадобятся документальные свидетельства о блокадном городе. Эти фотографии сейчас находятся в музее, их передала вдова И.А. Соколова.

На 1 марта 1942 г., согласно донесению Львовского, из состава Ленинградской команды умерло 10 человек, уволено – 4[3], больных – 3, налицо – 5, из них трудоспособных – 4[xxxix].

За первую блокадную зиму Ленинградская команда фактически потеряла 50% своего состава. Но все имущество музея практически было сохранено.

Все сотрудники проявили удивительное самопожертвование. Прекрасно зная, что оставшаяся часть архива была размещена на деревянных стеллажах, никто из них, в том числе и ушедшие из жизни, даже мысли не допускали использовать стеллажи в личных целях в качестве топлива и тем самым ухудшить условия хранения архивных документов. В делах канцелярии музея сохранился акт обследования архива от 20 марта 1944 г., написанный рукой Людмилы Алексеевны Мандрыкиной, известного специалиста в области архивоведения, рукописной и старопечатной книги, инспектирующей архив. Вот выдержка из него: "Фонд (имеется в виду архивный. – Л.М.) хранится в помещении архива, в нормальных условиях, в специальном помещении при t 0^оС и влажности 87% на деревянных стеллажах в связках в полном порядке. На всех стеллажах имеются указатели материалов…"[xl]

Разместили документы на стеллажи и сделали указатели сотрудники Ленинградской команды, когда стало уже ясно, что вывезти оставшееся имущество не удастся.

В те морозные дни обстрелов и страшных голодных галлюцинаций музейным работникам, как и каждому ленинградцу, приходилось решать сложные проблемы нравственного порядка.

После войны, где-то в конце 1950‑х гг., автор этой статьи встретилась с Л.А. Мандрыкиной для получения консультации. Узнав, что я сотрудник Артиллерийского исторического музея, она рассказала, какое огромное впечатление на нее произвели сохраненные деревянные стеллажи. Ведь общеизвестно, что в блокадном Ленинграде иногда стакан кипятка спасал жизнь.

"Общеизвестно" – это стало потом. А тогда люди за блокадным кольцом не могли даже себе представить, какие жестокие вещи стояли за словами "ленинградская блокада". Именно полным незнанием можно объяснить тот факт, что в очередном распоряжении полковника Куске начальнику Ленинградской команды, датированном 1 ноября 1941 г., дано указание: "При первой же возможности направьте в Новосибирск имущество 3-й очереди"[xli].

Знание придет много позже, и тогда всенародно объявят, что один день, прожитый в блокадном Ленинграде, равен подвигу.

В осажденном городе люди не только голодали, умирали, страдали, они работали, помогали выстоять другим.

Узнав, что в Ленинграде группа художников пишет картины о блокадном городе, сотрудники музея решили создать передвижную выставку художественных произведений специально для работы в госпиталях. Они справедливо полагали, что бойцы Ленинградского фронта, не имея сил прорвать блокаду и освободить город, отчаянно обороняли его, а будучи раненными, нуждались в моральной поддержке. На выставке были представлены полотна художников А.А. Блинкова, Белухи, В.Н. Кучумова, В.А. Серова, И.А. Владимирова Она имела успех. Вот текст одного из отзывов – начальника эвакогоспиталя № 62: "Выставку посетили все бойцы, командиры и политработники, находящиеся на излечении, а также личный и вольнонаемный состав госпиталя. Еще раз благодарим вас за хорошую организацию выставки художественного творчества художников Великого города… желаем Вам в Вашей плодотворной работе успехов…"[xlii]

Назначенный еще в марте 1942 г. начальником Ленинградской команды, вместо тяжело больного Львовского, интендант 2‑го ранга Петр Иванович Воробьев докладывал в Новосибирск 15 июня 1942 г.: "Картины и плакаты о героической обороне г. Ленинграда осмотрело 3000 человек". Собрано было около 1500 музейных предметов: листовки, плакаты, фронтовые газеты, ордена и нагрудные знаки[xliii].

С помощью музея было организовано несколько поездок ленинградских художников на фронт для сбора материалов и зарисовок. Эти поездки во многом способствовали созданию произведений, отражающих героическую оборону города[xliv].

В 1943 г. работа Ленинградской команды значительно активизировалась.

В январе была установлена связь с трофейным отделом 67‑й армии. В музей стали регулярно поступать трофеи и реликвии[xlv].

3 февраля музей заключил договор с Домом обороны об открытии к 23 февраля выставки "Героические события из военного прошлого русского народа XIII–XX вв."[xlvi]

Сотрудники Ленинградской команды понимали, что приказ № 143 хоть и возлагал ответственность за сбор реликвий и трофеев на командиров всех рангов, основными исполнителями будут младшие и средние командиры. Именно их нужно было заинтересовать в первую очередь, разъяснить, насколько важно и необходимо собрать для потомков свидетельства этой жестокой войны. По этой причине в музее создали небольшую выставку по истории вооружения, отдельно демонстрируя уже собранные реликвии и трофеи. На выставку были привлечены выздоравливающие раненые, курсанты учебных заведений, офицеры, прибывшие с фронта на переподготовку. В музее в 1943 г. побывали офицерский состав Политического управления Ленфронта, слушатели Курсов усовершенствования начальствующего состава, младшего состава, офицеры 55‑й армии, школа санинспекторов и многие другие[xlvii].

И задуманное вполне оправдалось. Это видно из отзывов посетителей. "Желаем Вам, чтобы Вы и в дальнейшем обогащали свой музей ценностями. И мы, уйдя на передний край, все ценности и трофеи будем присылать для пополнения нашего исторического музея," – курсанты СПК Ленфронта, 100 человек. И еще один: "Мы, офицеры, всеми силами будем помогать в сборе трофеев историческому музею," – группа офицерского состава 9-го БВ[xlviii].

Сотрудники музея подготовили несколько вариантов лекций – "О боевых традициях и реликвиях нашей Родины", "Бережно сохранять боевые традиции и реликвии", "Боевые трофеи и реликвии нашей Родины" – и читали их в воинских частях, госпиталях, на заводах и на вещевых складах. Каждая лекция предварялась краткой справкой по истории музея. Свидетельством успешной работы лекторов являются многие сохранившиеся в делах музея отзывы. В них вместе с благодарностью заключалась, как правило, просьба повторить выступления "на военные темы"[xlix].

Кроме того в госпиталях проводились занятия по обучению выздоравливающих владению трофейной техникой. Делалось это довольно оригинальным способом. Из числа обучающихся выбирался самый способный слушатель, который после тщательной подготовки проводил занятия самостоятельно. Перед выпиской он должен был подготовить следующего инструктора, чтобы занятия не прерывались. Экзамены принимали сотрудники музея[l].

10 ноября 1943 г. открылись при музее военный кабинет трофейного оружия и выставка "Реликвии бойцов и командиров Ленинградского фронта", официально принятая цензором[li].

Одновременно сотрудники Ленинградской команды консультируют Эрмитаж по поводу сохранности оружия[lii], собирают предметы, связанные с жизнью и деятельностью А.В. Суворова и М.И. Кутузова. Устройству выставки в усадьбе Суворова в селе Кончанском было посвящено две радиопередачи: 24 октября и 22 ноября 1943 г.[liii]

А людей катастрофически не хватало. Помогали бывшие сотрудники Ленинградской команды, в том числе Александра Петровна Лебедянская. Уволенная в январе 1942 г., она все равно регулярно приходила в музей и помогала чем могла. Сохранилась открытка Александры Петровны П.И. Воробьеву о том, что она вынуждена прервать свои посещения музея, так как мобилизована в пионерлагерь. "Во второй половине августа заявлюсь к Вам немедленно, как появлюсь. Привет нашим," – писала Лебедянская[liv].

По просьбе начальника Ленинградской команды к музею были прикомандированы для сбора реликвий и трофеев два офицера – капитан Игорь Григорьевич Васильев и лейтенант Владимир Александрович Грусланов. Они оказали АИМ колоссальную помощь. По сути основные военные памятники Ленинградского фронта были собраны ими. Оба офицера также читали лекции, проводили экскурсии на выставке, консультировали в военном кабинете.

Ко всему, чем занимался музей, прибавилась работа с собранным имуществом. Постоянно прибывающие реликвии и трофеи требовали учета и размещения на определенные места.

Ослабленные голодом сотрудники с трудом выполняли свои обязанности. П.И. Воробьев попытался поддержать их дополнительным питанием. Но эта попытка не увенчалась успехом. "Городское Бюро продовольственных и промтоварных карточек при Отделе Торговли Ленгорисполкома ставит Вас в известность, что Ваше ходатайство об увеличении лимита на обеденные карточки, талонов на горячее питание Продовольственной комиссией Ленфронта не удовлетворено"[lv].

В дни празднования 26‑й годовщины Октябрьской революции на Дворцовой площади была выставлена на всеобщее обозрение часть трофейной техники музея. При возвращении ее на место в январе 1944 г. трагически погиб начальник Ленинградской команды майор административной службы П.И. Воробьев. Вывозили орудия поздно ночью, и он, страхуя пушку от встречного транспорта, попал под машину[lvi]. Это была тяжелая утрата. Петр Иванович Воробьев – энергичный, деловой администратор, приветливый, коммуникабельный человек, много приложил сил, чтобы восстановить деятельность Ленинградской команды.

После смерти Воробьева начальником команды был назначен подполковник Терентьев. Задачи сотрудников на первых порах оставались прежние: поездки на фронт, прием памятников войны, сбор различных предметов для восстановления музея Суворова в Кончанском. Новой в деятельности команды была организация военных кабинетов при госпиталях и воинских частях, дислоцировавшихся в Ленинграде. Всего было организовано 43 военных кабинета[lvii].

В июне 1944 г. Ленинградская часть музея приняла участие в выставке "Отечественная война 1812 г.", которую устраивал Музей истории религии[lviii].

Во второй половине года основная работа переместилась в Кронверк. Еще в мае Ленинградская команда передала свои лучшие памятники на общегородскую выставку "Героическая оборона Ленинграда"[lix]. Выставка в самом музее была закрыта. Необходимо было форсировать ремонт здания и хотя бы минимально привести в порядок территорию для приема музейных предметов из Новосибирска. Весной 1945 г. обе команды музея соединились и объединенными усилиями взялись за восстановление Артиллерийского исторического музея. В настоящее время Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи является одним из крупнейших военных музеев мира. Его коллекциям "воинских вещей" нет равных.

В музее свято хранят память о тех, кто сберег и преумножил эти бесценные коллекции в годы Великой Отечественной войны.

Это не просто привычная фраза – мы, к сожалению, часто бездумно и механически повторяем: "Никто не забыт и ничто не забыто" – в музее помнят сердцем.

Сведения об авторе:

Маковская Лилла Константиновна (1927-2012), старший научный сотрудник Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи, Заслуженный работник культуры Российской Федерации, выдающийся отечественный оружиевед, крупнейший специалист в области огнестрельного оружия XIV-XIX вв., военный историк и архивист